В графе твоих интересов в «Пульсе» есть писательство. О нём ты упоминала и в разговоре. Ты пишешь книгу?
Я в детстве, с 13 до 16 лет, много писала. Я написала четыре книги, каждая примерно по 200 страниц в Word. Это было больше самоорганизованное писательство. Я не обладала никакими знаниями про жанры и стили в тот момент. Всё было на основе огромного количества прочитанных книг и какого-то внутреннего вдохновения. Напомню, что я большую часть своего детства была в рамках учёбы, дома и какого-то своего мира. Либо в рамках двора, который я посещала и который был одним из немногих моих социальных институтов. Книги стали для меня способом проживания жизни. Причём с разным спектром эмоций, с которыми человек сталкивается в жизни, но в достаточно безопасном пространстве.
У моих героев было очень много драмы, я проживала их через флешбэки, которые были на протяжении их сюжетных линий. Я бы сказала, что там были достаточно тёмные моменты в прошлом. Это писала я — человек, у которого всегда всё было радужно: полная семья, счастливые родители, которые давали мне возможность заниматься всем, чем мне хочется, и учиться всему, чему мне хочется. Мне, конечно, нужно было куда-то выплеснуть некую теневую сторону и попытаться прочувствовать, каково это может быть в других обстоятельствах. Поэтому я создала максимально неприятные условия для жизни своим героям.
В 16 лет я поняла, что отредактировать я это не могу. Просто потому, что слишком много эмоций я в это вложила и прожила. Вырезать что-то и переписывать будет слишком жестоко. Это как стирать воспоминания, что ли. Я слишком чувствительно к этому отнеслась и просто бросила это на много лет. До текущего момента.
Возобновила?
Да. Даже пошла на курс по писательскому мастерству. До этого проходила несколько курсов по прозе. Но это было скорее для публицистики, поняла, что это всё мне не слишком близко и я хочу вернуться в художественную литературу. Сейчас я пытаюсь пройти этот курс, помимо прочих своих активностей. При этом я очень жёстко прокрастинирую. У меня есть одна вдохновляющая идея, которую я хочу воплотить в жизнь, но она требует научного погружения. Потому что моя книга связана в том числе с научной психологической и психоаналитической базой. Там я чувствую, что мне прям не хватает знаний. Этим я оправдываю свою прокрастинацию.
Прокрастинация — это профессиональная черта писателей. Не думала издать что-то из детских книг?
Нет. Кстати, насчёт прокрастинации. С 13 до 16 лет я писала каждый день. Без исключения. Будь я на каникулах или в поездке, будь это день рождения папы, мамы, брата, кота — неважно. Я писала всегда, это было моим правилом. Поэтому местами было много выдавленной воды. Сейчас я смотрю на те книги и понимаю, насколько они детские, и никому их не показываю. Но на тот момент я их прям печатала стопками и раздавала своим друзьям, чтобы они поделились своим мнением. Конечно же, им всё нравилось, потому что они были моего возраста. Немного путались в количестве героев, но тем не менее.
Я, возможно, готова была бы показать какие-то небольшие стихотворения, статьи или рассказы. Например, про Швейцарию. И то, только каким-то очень близким людям, которым я доверяю и которые не будут причинять мне боль критикой. Душа творческая ведь достаточно уязвима.
Тяжело принимаешь критику?
Ну как тяжело. Я понимаю, что есть вещи, к которым я спокойна, а есть вещи, в которые я вложила очень много души и чувств. Если речь идёт о сугубо профессиональной сфере, продуктовой разработке, коучинге, психоанализе или даже стиле письма, я только рада буду критике. В психоанализе и в коучинге есть такая активность, как супервизия. На ней тебе рассказывают, как ты мог провести сессию иначе, подсвечивают упущенные моменты, и я прям обожаю это слушать.
Когда дело касается художественного творчества, в которое я вкладываю душу, это может очень сильно ранить. Потому что я проживаю маленькую жизнь в нём. Часто эту критику очень тяжело рационально разделить на ту, что связана с моими профессиональными качествами как писателя и ту, что связана с моими личными качествами как человека, который жил творчеством.
Какой писатель оказал на тебя наибольшее влияние?
Мне кажется, что это был Сэлинджер — «Над пропастью во ржи». Ну ещё, помимо этого, два человека. Первый, как ни странно, — Джейн Остин. Я не писала никогда ничего похожего на Джейн Остин, но её книги дали мне понимание взаимоотношений между людьми. Когда я писала об этом, все мои знания были исключительно на основе прочитанных книг и моих детских дружб в школе. С мальчиками, например, я не особо общалась лет до 15−16. Особенно в романтическом плане. Мои первые серьёзные отношения вообще в 20 лет начались. Поэтому, когда мне нужно было описать романтическую линию в книге, мне очень помогали описания из книг Джейн Остин.
Имя третьего автора я, к сожалению, не помню, но помню название книги — «Восток». Её подарили моей маме на работе. Я её прочитала пять раз.
И не помнишь автора?
У меня очень плохая память на сюжеты, детали. Я очень хорошо запоминаю какие-то эмоциональные вещи: как я себя чувствовала, когда что-то читала или смотрела. Эта книга дала мне очень много вдохновения и веры в себя.
Я хорошо ещё помню даже не столько книгу, сколько произведение, после прослушивания которого я начала писать. Это была «Лунная соната» Бетховена. Я настолько впечатлилась на уроке музыки в школе, что просто в каком-то трансе пришла домой и села писать первую книгу.